Сентябрь. И дождь в окно глядит, не уходя.
Вот и еще одно меня покинет лето.
Я рамы отворю, а поперек дождя
Неведомо о чем чуть слышно плачет флейта.
Я рамы отворю, а поперек дождя...

И мой котенок спит на клеточке ковра,
Колючих рыб и робких птиц воображая,
Ему бы молоко на блюдечке с утра,
И остального нет. Удача ли? Душа ли?
Ему бы молоко на блюдечке с утра...

А ты играй, флейтист, не время уставать,
Не время узнавать и думать, отвечая,
Есть только "жизнь" и "смерть" - вот главные слова,
А между ними ветер маятник качает.
Есть только "жизнь" и "смерть" - вот главные слова...

Ах, мне б оставить дом и в доме суету,
Чтоб у окна не ждать: куда подует ветер?
Расправить два крыла и вот уж налету,
Не слушать, а играть, да, да играть на флейте.
Расправить два крыла и вот уж налету...

Медленный поезд в ночной тишине
Звякнет вагонами как кастаньетами,
Что-то не спится уставшему мне,
В тамбур пойду подымить сигаретою.

Эх, увози меня, черный вагон,
То ль гаревого, то ли вольного самого
Мимо погашенных спящих окон,
Мимо застывших в поклоне шлагбаумов.

Воля-неволя страшнее тоски,
Боли бояться - из клетки не вырваться,
Что ж так вокзалы мои далеки?
Что ж я болтаюсь меж плюсом и минусом?

Через запоев и свадеб нули,
Плесы безделья и лени излучены,
Плохо, коль птица не знает земли,
Хуже, коль крылышки в землю опущены.

Вот и смотрю в запотевшую даль,
Опустошенную ночью и холодом.
Скрипнула дверь - ты откуда-куда?
Ах, кабы знать... до Свердловска из Вологды.

Медленный поезд в ночной тишине...

Белого облака серая тень
Падает в поле давно опустевшее.
Скажут: "Добился всего, что хотел."
И возразить бы, да нечего, нечего.

Правды вчерашней слабеют огни,
Нынешней веры возможности скромные,
Жизнь разобьет нас на "мы" и "они",
Вспомнится злое, забудется доброе.

Горькие спутники - долгие дни,
Мысли печальные - листья осенние,
Мы не одни, даже если одни,
И в одиночестве нет нам спасения.

Строим как в детстве дворец из песка,
Вот и уходите, жаль, вы мне дороги,
Время снежинкой коснется виска,
Вспомнится злое, забудется доброе.

Слышишь - раздался последний звонок,
Зритель уйдет, и опустится занавес,
Кто-то остался и ждет под окном,
Ради него я попробую заново.

Будто бы яблоки вновь расцвели,
Будто бы птицы опять возвращаются,
Вот уж и я исчезаю в дали,
Вот уж другой в той дали появляется.

Я вернусь по дождям весенним
Вдоль потертых вокзальных стен.
Фонарей и вагонов тени,
И моя на асфальте тень.
Под ребром ни тоски, ни боли,
То ль сильней, то ли легче стал,
А судьба, что у ветра в поле -
Ни долгов, ни отечества.

Где-то там по Сибири холод
Лезет в душу, ломает сталь,
Где-то там, но покуда молод,
Мне плевать на все "где-то там".
Закурю, оглянусь, прикину:
Две лопатки - не два крыла,
А привычка сутулить спину -
Это так, это для тепла.

Тормознул огонек зеленый,
Словно в гости к себе домой,
За окошком чуть выше клены.
А пылища-то, Боже мой!
Позвоню корешам и дамам,
Что имею? Вода и дым,
Так что закусь несите сами,
Остальное - за мной, лады.

Нам с годами труднее встреча -
Сотни дел, миллион забот,
Собирались всего на вечер,
Прогудели ночь напролет.
И гитара с фанерной декой
До утра была весела,
В батарею стучали сверху,
Та, что снизу, сама пришла.

А потом уезжать обратно,
Тут уж не на кого пенять,
Вологжане мои, не надо
На вокзал провожать меня.
Не грустите, братва, я выйду
На тропу, на судьбу, на свет!
Что сутулюсь? Да, так для виду,
Ничего за спиною нет.

Октябрь. И первый снег травы коснется.
Земная соль с небесною слилась.
Неторопливы истина и солнце
И невозможно далеки от нас.

Такая мгла, что мы уже не в силах
Поднять глаза и видеть облака.
На суету смешных своих растений
Наш бог, увы, взирает свысока.

Октябрь. Короче дни. Прозрачней тени.
Глухи слова и холодна рука.
На то, что вера и душа остыли,
Наш бог, увы, взирает свысока.

Дверь отворив из мертвого в живое
Он все сказал, ничто не говоря.
И снег идет, и там над головою
Нет ничего светлее фонаря.

Октябрь. И первый снег травы коснется
Земная соль с небесною слилась.
Неторопливы истина и солнце
И невозможно далеки от нас.

Словно клавиша кнопка звонка,
Только нот не прочту в темноте.
Узнаешь? - этой твой музыкант
И его непослушная тень.
Удивляешься? Дай мне войти
И спиной прислониться к стене.
Я, как ветер, навеки в пути,
Вспоминала ли ты обо мне?
Не отталкивай и не прощай,
Видишь - сам на себя не похож.
Прошепчи, если поздно кричать,
Промолчи, что меня узнаешь...

Снегири, снегири, снегири -
Окрыленные дети земли
На одном языке говорим
Снегири, снегопады и мы,
За окном приполярная мгла,
То ли ночь на дворе, то ли день,
Мир расколот стеклом пополам
На республики птиц и людей.

Я не помню, когда я остыл,
Ты не знаешь, когда мне уйти.
Эти черные руки чисты,
А за черные думы - прости.
Посмотри за окно, посмотри,
Не гляди мне в глаза, не гляди,
Это все снегири, снегири,
И один из них бьется в груди.

Ночь за окошком. Прощай - не скучай.
Снег - на ладошку, а кровь - горяча.
Что-то в глазах у бездомной собаки
От неудачи, от боли, от страха.

Пес кашлянет за моею спиной -
Видно ему по дороге со мной
Путать следы человека и зверя,
Не понимать, не любить и не верить.

Нечего нам ни терять, ни делить -
Жить для того, что нам хочется жить!
Нам и дойти-то всего до вокзала...
Что же за мною его увязало?

Поезд... Махну на прощанье рукой.
Пес, извини, мне не нужен такой:
Не потому что нет места в вагоне,
А потому что тебя я бездомней.

Слушай - а может, мы тем и сильны,
Что никому ничего не должны.

Что осень приносит? И дождь моросит.
И лес безголосый, быть может, красив.
Ладонь не согреют листы сентября,
Они не умеют, они не горят.

Глаза утопают в воде до бровей.
Поправь воротник, подыми воротник.
Ей все одинаково: пой или пей,
Она, как и все, ты к ней просто привык.

И всхлипнет юнец о прошедшей любви,
Эх, время! А время не остановить.
И вздрогнет старик, усмехнувшись слегка,
Над тем, что он слаб и что жизнь коротка.

Припев:

Горячее сердце уже ни к чему,
И конь мой пасется пять лет без седла,
Чем ближе, тем больше в дорогу возьму,
А дальше... Но там все сгорело дотла.

Господь, успокой же раба своего,
Кому эта плаха из пуха и льна?
Неужто моя голова для того,
Чтоб славить покой и глупеть от вина?

Припев.

О ЖИЗНИ И КАРТИНАХ ВАДИМА ХАРИСОВА

То звезды за окном, то солнце у порога,
То лед по берегам, то травы зелены.
Далекая судьба. Знакомая дорога.
И смотрит календарь на стену со стены.

А между этих стен шаги моих желаний
На грани полусна, на острие клинка.
Нелепые цветы в диковинном тумане
Неведомо кому кивают с потолка.

И коврик у дверей, и женщина уходит
К иным своим богам и призракам иным,
Дар пустоте своей и дань моей свободе.
И смотрит календарь на стену со стены.

Вот путаница дней - таблица умноженья,
Где числам не дано понять своей цены.
Где всем один закон земного притяженья.
И смотрит календарь на стену со стены.

Сверху вниз дождям себя отдавать,
Снизу вверх расти траве и теням,
Сильный ветер повалил дерева,
Слабый ветер ничего не менял.

Пограничная моя полоса -
Придорожная вода зелена,
В эту воду то ль дождь пролился,
Родники ли продавили со дна.

Ни мосточка, и глаза устают,
Ни куста, ни островка по краям,
Эту воду даже в жажду не пьют,
Птицы рыбам говорят: "Это яд."

Верно ль выбрал для себя, говори,
Жить зачем - куда иду - холода,
От зеленой неподвижной зари
Не бежит, не покачнется вода.

Непокой, легка сума у меня,
Все ветра мои пылятся ветра,
Все ветра мои по струнам звенят
Да туманы разгоняют с утра.

Что они еще умеют - смешно,
Выше облака бессильны ветра,
Им ни солнцем не владеть, ни луной,
Так и ходят мимо окон и трав.

Я не праздную седьмую строку,
Я сонета ни о чем не сумел,
Ветры северные в левом боку
Заставляют не забыть о зиме.

Ты выходишь за порог - крылья - плечи,
Полуптица, полубог - человечек,
Сознавая от чего отмежеван,
Отличая своего от чужого.

Распрямляешься, бежишь и, пожалуй,
В голове твоей Париж да Варшава,
А в душе твоей высокой сокольей
Бьется ветер одинокий до боли.

Вот и крылья разметал, вот и весел -
Смех какая пустота в поднебесьи:
Снизу город ржавых крыш нарисован,
Сверху ты над ним паришь невесомо.

Смотришь, слышишь - тишина, только эхо,
Землю жаль - она больна человеком,
Занедужила всерьез и надолго,
Все что к ней ни привилось - все от Бога.

Вот вышел за порог - крылья - плечи,
Полуптица, полубог - человечек,
Лишь Харон унылый Стикс переехав,
Шепчет: "Господи, прости человека."

Он создал сады и возвел города,
Ему покорились огонь и вода,
Плясал он на площади весел и пьян,
Карманы с дырою, но до края стакан.
И спросили его: "Во что же ты веришь?"
А он улыбнулся: "Хлеба и зрелищ!"
Хлеба и зрелищ!

Он полон отваги и полон печали,
И лучше бы жил, да не громок речами,
Он ищет покоя, не зная покой,
А следом вся в белом с косой и клюкой
Догоняет его: "Во что же ты веришь?"
А он улыбается: "Хлеба и зрелищ!"
Хлеба и зрелищ!

Он ветром свободным себя представлял,
С ним каждый знаком, им каждый бывал,
Он в гору взлетел, восклицая: "Ура!"
А там за горою другая гора.
И кричали ему: "Во что же ты веришь?"
А он сверху вниз: "Хлеба и зрелищ!"
Хлеба и зрелищ!

И кто-то поправку во времени внес,
Но прежние краски у крови и слез,
О, где вы, века? Будто не было вас.
И снова со всхлипом спираль завелась.
И шептали ему: "Во что же ты веришь?"
Ничто не меняется: "Хлеба и зрелищ!"
Хлеба и зрелищ!

Измерила жизнь миллионами лет
Тот путь о дубинок до грозных ракет,
А он все танцует веселый, хмельной,
И, видимо, доли не хочет иной.
Ты спроси его пьяного: "Во что же ты веришь?"
А он рассмеется: "Хлеба и зрелищ!"
Хлеба и зрелищ!

Как много громких слов, а я устал,
Ни прошлому, ни новому не рад,
Ведь если листья падают с куста,
Не утверждай, что это листопад.
Эпоха перемен и крепче цепь,
На сцене те же самые шуты,
С кого спросить за наш нелепый хлеб?
Иных уж нет, а тех уж след простыл.

Конь белый убежал за океан,
Конь красный никуда не доскакал
Не потому, что всадник вечно пьян,
А потому, что плеть не в тех руках.
К чему ни прикоснешься - зазвенит,
Музей сплошного белого пятна,
Удобный трон с кормушкой для одних,
И от других высокая стена.

Как много громких слов, а я устал...
Как много новых слов, а я устал...

Невыносимая тоска
Извечно пьяного народа,
Ее горячая река
Волной бежит от парохода.
И подмывает берега,
Роняя избы и причалы,
Сближая друга и врага
Сирены откликом прощальным.

Великорусская печаль
В глазах унылого бродяги,
В любой душе ее печать
И на любом клочке бумаги.
Страна запретов и оград,
Земля - богиня и рабыня,
Где быть поэтом это яд
И ожиданье ностальгии.

Как невоспитанная мать
В ребенке пробуждаешь зависть,
А мы давно сошли с ума
На полюсах твоих неравенств.
Куда бы ветер ни подул,
Любой из нас умрет насильно,
Что я к тому: кто был в аду,
Пропахший серою Россией.

Конечно, тьмы не одолеть
С одной невидимой свечою,
И звякнет цепь, и свистнет плеть,
И горек хлеб, и ворон черен.
Невыносимая тоска
Русоголового народа,
Ее слеза, ее река
Лишь гладит брюхо пароходам.

Откуда придет ветер?
В края, где не ждут ветра,
Где штиль не качнет флаги,
Где даже сквозняк - буря.

Как просто заткнуть уши.
И вот уже крик - шепот.
И только себя слушать,
И только с собой спорить
О чем, да о чем спорить,
Когда уже все ясно.
Ведь реки текут в море,
А утром звезда гаснет.

Лакаем свою долю, как псы.
Наша суть - место -
Актеры одной роли
В театре одной пьесы.
И строим себе строим
Тюрьму день за днем выше.
Нас меньше, чем есть вдвое.
Ведь каждый второй лишний.
Зачем приходить ветру?
Туда, где закрыт выход,
Где ночью нельзя света
Из боли нельзя вскрикнуть.
Кричи не кричи. Поздно
Просить у судьбы воли.
Ведь гаснут с утра звезды,
А реки текут в море.
А вера? Кому верить,
Когда и себе страшно.
И на три замка двери,
И то ли еще дальше.
Но ветер он есть ветер,
С ним сладить не так просто.
Он вспять повернет реки,
И вспыхнут с утра звезды.

Это наша судьба, это белый корабль,
На котором идти от Руси до Руси,
И пока наши руки сильней, чем вчера,
Мы в далеком порту полчаса и "мерси".

Морем северным - лед, морем южным - жара,
Морем западным - сказочно сладкая синь,
И пока наши руки сильней, чем вчера,
Мы в чужом кабаке полчаса и "мерси".

Что зовет и неволит нас? Только ветра,
Только пена соленая долгих ночей,
И пока наши руки сильней, чем вчера,
Мы вернемся туда, где волна горячей.

И пускай месяцами не трогаем трап,
И потеряна связь между светом и тьмой,
Знай: пока наши руки сильней, чем вчера,
Что бы ни было там, мы приходим домой.

Есть те, которые могли,
Есть те, которые сумели,
Мы громко говорить хотели
О том, что видели вдали.
Мы - грешники и тем сильны,
Что грех несем, как рыцари знамя,
Мы вышли в путь из тишины,
И вот она идет за нами.

Но мы бьем во все колокола,
Непрозвеневшие как надо,
И шорох белого крыла
Нам наивысшая награда.
И вот когда уже пришли,
И вот уже когда у цели,
Поймем как много мы могли,
Поймем как мало мы сумели.

Полон воз, быки устали,
Ходуном бока.
Одинаковые дали,
Хоть бы облако...
Хоть бы яблоко упало -
Наклониться бы.
Ось металлом по металлу
Крикнет птицею.

"Из варягов в греки" реки перелистывал,
Погонял кнутом ли плетью, да посвистывал.

Мимо пашен, мимо башен
Пена клочьями,
Мимо всяких, мимо каждых,
Между прочими.
Без подсказок и без правил,
Как получится,
То попутчика теряя,
То попутчицу.

А вдоль дороги снова строят что-то серое,
Да ни на юге нет героя, ни на севере.

Те же короли доныне
С королевами.
Слева вправо все едино,
Справа влево и ...
Может вел быков по бровке
Понапрасну я,
Сотню лет одной веревкой
Подпоясанный.

Каждый час на дню по счету, да легка рука,
Жизни треть кнутом прощелкать по чужим бокам.

То скольжу под гору юзом,
То по рытвинам.
И куда с таким-то грузом -
Может выкинуть?
Год за годом пыль утюжу,
Столп ли, веха ли?
Напою быков из лужи
И "поехали".

Широка душа бродяжья - без обочины,
Так и сгину мимо каждых, между прочими.

Когда луна росу постелит мне под ноги,
Когда налево и направо тишина.
Тогда стреножу я коня, тогда присяду у огня.
Моя свобода, только ты пьяней вина.

Когда в колоде только дальняя дорога,
Когда в кармане только семечки звенят.
Тогда гитара запоет о том, что радует ее,
О той удаче, что всегда хранит меня.

А что до времени его всегда не хватит,
А что до времени то "Здравствуй" и "Прощай".
А если спросят: "Где ты был?" Я промолчу,
я все забыл.
Спасибо, кровушка, за то, что горяча.

Кому куда, а мне ни Родины, ни флага.
И сладок сон, да не про то, что наяву.
А то, что белая горька, так это, братцы навека.
А больше века я никак не проживу.

Я так давно в потьмах живу,
Что вижу как полночный ветер
Чуть слышно трогает листву
В краю деревьев и соцветий.
Касаясь зеркала реки,
Обманет сохнущие сети,
Как мотылек из-под руки
На встречу жизни - ради смерти.

Припев:

Что время, если спит трава
И пьет росу во сне ночами,
Меняя чувства на слова,
Сама того не замечая?
А нам усталым суждено
Очнуться посреди дороги,
Когда глазам уже темно,
А мы еще глядим под ноги.

Припев:

Речка голубая, чистая вода,
Отдохни минутку, иль спешишь куда?
Некогда мне, некогда - тороплюсь к нему,
К моему любимому морю синему.

Речка голубая, чистая вода,
Скоро вслед за летом будут холода.
Даже в лед закована буду течь к нему
К моему любимому морю синему.

Речка голубая, чистая вода,
Не боишься кануть в море без следа?
Ты ведь не одна торопишься к нему,
К своему любимому морю синему.

Оставайся, милая, с озером лесным,
Будешь ты и весела и спокойна с ним.
Нет, не нужен мне покой, тороплюсь к нему,
К моему любимому морю синему.

Мы - косари, и славен будь наш труд.
Где мы прошли, остались вдоль дороги
Те кузнецы, что косы нам куют,
Те травы, что упали нам под ноги.
И мы пришли напиться из ручья,
И смыть его водою капли пота,
И радостная песня соловья
Нам лучшая награда за работу.

Припев:

Но если грянет колокол в ночи,
И воронье взлетит над нашим полем,
Мы переплавим косы на мечи,
И те, кто к нам пришли, познают горе.
Закончив бой, напьемся из ручья,
Его водою смоем пятна крови,
И радостная песня соловья,
Нам утешеньем будь за слезы вдовьи.

Припев.

Покуда наши травы высоки,
Покуда наши души не в неволе,
Звени, коса, на поле у реки,
Звени, коса, пока роса на поле.

Припев.

Мне надоели серые дома,
Меня пугает дальняя дорога.
На улице холодная зима,
А мне тепло полошено от бога.
Бьюсь о стекло, как бабочка во сне,
И верю только в чудо жив покуда.
Я сам себе в душе и на уме
И знаю то, что я когда-то буду.

Припев:

Я сам себе, но мне не посебе
От недомолвок и от кривотолков.
Пусть победят незнавшие побед
И громко говорящие замолкнут.
Да будет свет, да будет ночь темна,
Да будет так, что справедливы судьи.
И если, вдруг, не выдержит струна,
Пусть друг мои слова не позабудет.

В детстве все было понятно и просто,
Кто я теперь?
Слушал, как шепчутся синие звезды,
Кто я теперь?
Чернила, рогатки и промокашки,
Где вы теперь?
Косички и бантики рыжей Наташки,
Где вы теперь?

Время спешило, и сказка кончалась
День ото дня.
Что мне на этой дороге осталось
Трудно понять.
Как мне от взглядов печальных укрыться,
Спрятаться где?
Только над городом горько клубится
Медленный день.

Серый волчонок и белый зайчонок
Мимо меня.
Тощий щуренок и рыжий лисенок
Мимо меня.
Где-то под облаком плачет от счастья,
Тонко звеня,
Птица, которой не возвращаться
Мимо меня.

В детстве все было понятно и просто,
Кто я теперь?

Рисовал как умел, рисовал что хотел:
Белых чаек, летящих над белой водой,
Неба белого белый дым,
И не знал что такое день.
Я улыбался смешным воробьям,
Старым друзьям и новым врагам,
И всем облакам в высоте
Я говорил: "Здравствуйте!"

Припев:

А когда на снегу рисовал я портрет
Той, кого я люблю, ветер бил меня в грудь.
Но она не пришла посмотреть,
И метель занесла дорогие черты.
А потом снег растаял, вздохнула земля,
Там, где я рисовал, забелели цветы,
Мы не знали названия их
И сплетали венки из этих цветов.

Припев.

А теперь срок пришел, нужно выбросить мел,
Белой краской на белом холсте не сказать
Даже то, что понятно всем,
Даже снег белой краской - ложь.
Я весь мир обошел, я глядел на огонь,
Я впитал в себя спектры всех радуг земных,
Но на новом своем холсте
Распишу белый день в белый цвет.

Припев.

Дождь стучит по крыше,
Что-то говоришь мне,
Ничего не слышу,
Да что там говорить.
Я имею много -
Песню и дорогу,
Если ты устал от дома,
Значит - уходи!
Я ремень потуже
И иду по лужам
От скандалов и тоски
В такие города,
Где тайга с порога,
Где одна одна дорога,
Да и та неведомо,
Неведомо куда.

Припев:

Припев.

Не торгуй свободой,
Мимо дни и годы,
Мимо реки горные
И теплые дожди.
Кровь - не слезы - в венах,
Разогни колени,
Если ты устал от дома,
Значит - уходи!
Я ремень потуже
И иду по лужам
От скандалов и тоски
В такие города,
Где тайга с порога,
Где одна одна дорога,
Да и та неведомо,
Неведомо куда.

Припев.

На одном берегу у костра сидит рыбак,
На другом берегу смотрит звездочка в реку,
От костра ни на шаг не отходит рыбак,
Что на том берегу не заметно рыбаку.

Закипела вода в почерневшем котелке,
За весь день наловил еле-еле на уху,
Дремлют птички в лесу, дремлют рыбки в реке,
Но не меркнет звезда на другом берегу.

Погаси, рыбак, костер - хватит на огонь глазеть,
Вряд ли кто в эту ночь проплывет твоей рекой.
Так кого ж тебе ждать, все на месте сидеть,
Коль на том берегу до звезды подать рукой?

НА ПОДВОДНОЙ ЛОДОЧКЕ ИЛИ О ЗАРПЛАТЕ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ

На подводной лодочке с атомным моторчиком
Да с десятком бомбочек под сотню мегатонн
Пересек Атлантику и зову наводчика:
"Наводи, говорю,- Петров, на город Вашингтон!"

Припев:

И на самолетике сверху друг мой Вовочка
Не с пустыми люками в гости прилетел,
На подводной лодочке да с атомным моторчиком
Экипаж веселую песенку запел.

Припев:

Сладко дремлют в Норфолке огоньки по берегу,
Спят усталые игрушки, негры тихо спят,
Ты прости, Америка, хорошая Америка,
Но пять сотен лет назад тебя открыли зря.

Припев:

Эх, жизнь трассовая - тушенка, изжога,
Гитара на стенке, тайга за порогом,
Романтики, вот вам совет натощак:
Сидите-ка дома на щах и борщах.

Напишут стихи круглолицые барды:
"Пороги у них, итоги, герои, награды!"
"Ах, север, ах, клевер",- воскликнет поэт,
Поэты, на севере клевера нет.

Не то что ли песни, здесь письма не пишут,
Никто не поймет до сих пор чем он дышит,
Здесь есть алименты, болят кулаки,
И сосны не пахнут, а пахнут носки.

Надавит морозец - где руки, где ноги?
Сварной, как сосулька, в негнущейся тоге,
Какой не была бы суровой зима,
Нас греют сберкниг голубые тома.

Растают снега - по коням! По коням!
В огне не сгорим и в воде не утонем,
Рублем, как мечом пробиваем пути,
Да здравствует синий мой акредетив.

В больших ресторанах знакомые лица,
И мать: "Не пора ли, сыночек, жениться?"
Согласен, конечно, но, мама, прости,
Не эту же куклу на трассу везти.

Пока размышлял покупать ли машину,
Неделя прошла не осталось на шины,
Еще пару дней погулял, пошалил,
Как птицы на юг, улетели рубли.

Известное дело, знакомая драма,
Последнюю мелочь сожрет телеграмма:
"Сижу на мели, высылайте скорей
Четыреста метров каната! Андрей."

Иметь, что хотеть - вот монтажника право,
Плати килограмм, и плевать нам на славу,
Труба позовет, и с карманом пустым
Вернусь чуть опухшим и в дым холостым.

Про нас про таких не напишут, не скажут,
Героев найдут всех в мозолях и в саже,
Покажут в кино комсомольцев лихих,
А мы ж в эпизодах и между строки.

Эх, жизнь трассовая - тушенка, изжога!